Юлька

Ну что ж, господа судьи! Судите меня, обвиняйте, выкладывайте на столаккуратно завернутые в целлофан тайны, страстишки и грешки мои. Бросайтев меня осуждающие взгляды и слова, я выдержу, не в первой. Только не ждитераскаинья и слезных сцен! И да, помните что на каждый Ваш укол уже приходитсясто железных игл в моих ранах, сама втыкала. Знайте, что Ваши обвиненияне так страшны, знайте, что внутренний мой судья в тысячи раз строже ибеспощадней. А теперь судите, вперед! Не жалейте меня, ведь не меня однусудите, себя судите, себя со всеми своими страстишками и грешками. Будьтестроги и поверьте ничего не буду скрывать, не за чем. Сама притащу горыулик, чтобы Вам легче было. Честна буду, как на исповоди, во всем признаюсь.Готовы ли Вы, господа судьи? Будете ли брать с меня клятву? Где мне следуетсесть?
Об одном прошу, позвольте мне смотреть на уголочек неба, стучащегосяв окно, ибо перед небом виновна я, перед ним мне и каяться. Я готова, господа судьи. Спрашивайте - отвечу как на духу, без утайки, не потому чтонет вины на мне, а потому что смирилась я с ее присутствием.
Что? Когда и где родилась? А какое рождение Вы имеете в виду? Какоеименно рождение интересует Вас, неподкупные судьи мои? Я не издеваюсь.Рождалась тысячи раз : В Древнем Риме, Во Флоренции семнадцатого столетия,В Африке, еще до появления Христа на свет сей...
Ах последнее рождение? Нынешнее? Это легко, это я хорошо помню... родиласяя ранним ноябрьским утром, когда слова замерзали призрачными каплями наголых ветках тополей. Родилась и закричала, разрушая тишину этого самогоутра. Где? В мире, милый человек, в этом огромной светлом мире. Конкретнее?
Город звался Ригой. Город был старым, серым и бесконечно любимым. Городосновал некий епископ, надеясь впоследствии обратить загадочную ,языческую, так никем и не понятую Русь в свою веру. И сотни железнопятых рыцарейпошли топтать чужую землю, огнем и мечем насаждая истину. Уходили они стех булыжниковых улиц, того самого города, где сотни лет спустя раздалсямой первый крик.
Я до сих пор не могу вспомнить, как солнце играло на их латах,как уходили они не оглядываясь, из чужой земли в чужую землю, и какгремели их полки. И как ушли они, шлепая железяками по мерзкопахнущим городскимлужам. И как сопротивлялась Русь истине рыцарской, и как, гневнаяутопила она их в озере, и как никогда не вернулись они к ожидашемуих городу. Я тогда еще не забыла всего этого, когда приветствено кричала, оглядываясьвокруг. Забывать меня научили потом, а тогда я могла только кричать, кушатьи доверчиво смотреть на что-то доброе, дорогое, со страным названием "мама".Это "мама" было всем моим миром и оно всегда было рядом, и ничегобольшего мне было не надо. Ответила ли я на Ваш вопрос, драгоценные судьимои?
Сколько мне лет? Это как посмотреть. Иногда 300, иногда 3, меняется взависимости от погоды и настроения. Меня вообще всегда удручало понятиевремени и возраста в особенности. С какого момента считать? Да и зачем?Почему не имею права я считать себя ровесницей тех людей, чьей ровесницейбыть мне хочется? Почему отказано мне быть современницей Геракла, еслия чувстую всю его боль и безнадежную запутанность в сети времени, когда он и я вынужденны выдавать агонию за подвиги? Кто придумал мерить время?Это же абсурд. Зачем? Скажите мне, зачем человеку все мерить? Какое мнедело до диаметра солнца если все, что мне важно это его, солнца, свет?Какая мне разница сколько лет, если мне важно только то, что я существую?Какая мне разнца, какой год на дворе, если я имею возможноть называть егоЛюбым мне нужным годом?

В чем? В чем же обвиняете Вы меня, господа судьи? В непостоянстве илегкомысленности? В неумении говорить просто правду? В лукавстве и насмешливости?В недоверии? В том, что совесть моя давно спит летаргическим сном? Или Вывсе-таки умудрились залезть поглубже и обнаружить давнюю тоску моюи безысходность?
Говорите же! Мне интерестно! Молчите? Нечего Вам сказать? В чем же преступлениемое? Помимо того, что я была собой! Не знаете? Позвольте помочь Вам. Итак.
Родилась слишком рано, или поздно. Так и не смогла забыть всего, очем знала. Жила, как умела, без причуд. Никогда не закрывала глаза, пялиласьна мир бесправно и непрерывно. Неудачно шутила. Безумно влюблялась и разбиваласердца. Или за самоедство судить меня будите? Или за хладнокровное убиениечастиц себя, происходящее с пугающей даже меня постоянностью? Или за страх?За этот жуткий липкий страх неудач, ошибок, боли, жизни и самое страшное - страхстраха. Или за то, что я никогда и никому не была нужна? Или за то, что поклоняласьсолнцу и звездному небу? Или за то, что огонь считала отцом своим или зато, что иногда безумно хочется броситься вниз с обрыва?
За что судите, государи мои? И какой и зачем приговор, когда сама себяежечасно этими же преступлениями и наказываю!
Не поймите меня превратно, не пощады прошу у Вас, не перед Вами виновна,не Вам меня щадить. Не жалости Вашей и не сочуиствия, простого пониманияжаждет усталая душа моя. Простого человеческого понимания, просто улыбкиуголками глаз, пусть она даже будет притворной, я поверю!!
-Вероисповедание?
-Язычница я. Все вокруг, государи мои кажется мне божественным. И день,и ночь, и солнце, и огонь, и даже эта козлинная бородка Ваша, господин прокурор.О как изящно покоится она на Вашем лице! Какой мощью и суровостью веет отнее, какой желчной насмешкой и леденящей душу справедливостью.
Верю я и в судьбу, господа судьи. Верю в эту вздорную, капризную старуху.Верю в ее крючковатые пальцы судорожно держащие нити наших с Вами жизней,из которых вяжет она, близоруко щурясь, полотно столетия нашего. Верю вбеспмощность нашу перед ней, верю в беззащитность ее шамкающей старости.
Верю в древних, усталых и всеми забытых олимпицев, в интриги их, в трагедии,в сложнейшую суету их божественной жизни.
Верю в кровожадных и беспощадных идолов лесных народов. Их своими жуткимилицами требующих новой крови и обрывющих нити в руках бородавочной старухисудьбы.
Верю я в русалок, танцующих лунными ночами и губящих случайных путников.
Верю в смиренного, непонятного Бога епископа того, верю в Его смертьот рук слуг Его, верю в боль и жертву Его, верю в глаза Его, с ужасом провожающиестаи железнопятых рыцарей, уходящих в рассвет во имя Его.
Я верую в мир сей и знаю что он хорош. Я - жизнепоклонница, господасудьи.
-Профессия?
-Их много. Я работаю шутом, кричу яростные глупости на королевскихпирах; работаю жилеткой - впитываю в себя слезы расстроенных и расстерянныхи красноречиво лгу им про то, как все будет хорошо. Я работаю собакой - вернымиглазами вглядываюсь в чужих. Я работаю холодным мрамором - стою наогромном постаменте и со снисходительной усмешкой принимаю чужие ненужныемне восторги. Я работаю городской сумашедшей - бегаю босиком в осенних ливняхи пою грустные нежные песни. Я жду весну, постоянно жду весну и уговариваюее придти... и она приходит! Слышите, приходит, ради меня.
Что же замолчали Вы, господин прокурор? Что же потупили свои строгиеочи? Что же переглядываетесь с судьями? Неужто Вам нечего больше у меняспросить? Подумать только! Вам - такому любопытному - меня не очем спросить! Напрасно, господин прокурор! Напрасно! Ведь я, я могла быВам рассказать, о чем плачет капель в середине апреля, о каком свершившимсяи уже убивающем их чуде перезваниваются хрустальные сосульки под крышей.Я могла бы Вам объяснить усталость солнца, рассказать про его шрамы, которыевырезает на его брюхе каждый вечер закат. Я могла бы заставить Васпрочувствовать боль Ассоли, наблюдающей, как корабль с алыми парусамиплывет за другой. Я бы показала Вам беспощадную бесшабашность вавилонскихжрецов...
Что же не промолвите ни слова? Что же не взгляните на меня? Чегобоитесь Вы?
Смотрите! Небо задернуло занавески туч. Скоро пойдет дождь, выльетсядобродушными каплями, слегка похлопывая усталую планету по расстерзанойее груди. Любите ли вы дождь, господа судьи? Вслушавались ли в него, хотяб изредка? Подпевали ли его песням? Удивлялись ли его настойчиаости? Чувствовалили Вы себя им? Нет? Напрасно, государи мои, попробуйте! Просто сесть во времядождя и смотреть на небо, отгородившееся от Вас небо, и стучаться в него,сбивая руки в кровь. Смотреть широко зажмуренными глазами, улыбаться, смеятьсяи немножко колдовать, не веря в собственные заклинания...
Кажется, не верите Вы мне, судари мои! Что же Вы! Неужто то, что я говорю,Так похоже не ложь? Неужто не видите, что честна я, как на исповеди! Неужтоне видите. Что не способна лгать? Я, прошедшая через столетия, я, тянущаяза собой груз тысячелетнего опыта, не могу, не хочу и не буду больше лгать! Всемои выдумки висят на мне тяжелом грузом, усталость подломила силы мои, яуже хожу с трудом. Неужели вы до сих пор ждете от меня милой удобоваримойлжи! Не для того пришла я сюда, чтобы ублажать Вас легким дыханием фантазии.Да и правда моя, слышите, правда моя гораздо забавнее, надо просто уметьвидеть, просто уметь замечать и понимать... хотя зачем, зачем Вам-то этовсе? Кажется, что и Вам, грозные мои судьи, не нужна правда и не поможетеВы мне ее отыскать в сложном мире сем. К кому! К кому же бежать мне за помощью?Кому протягивать усталость, боль и тоску мою?
Или Вы думаете, что я сумасшедшая? Неужто не видите, что в своем уме я,хотя, признаться, мне это жутко надоело. Хочется, знаете ли, так вот сойтис ума, сбросить оковы благоразумия и броситься-таки с обрыва, а вдруг полечу?Принепременно, судари мои, полечу! Безумцам покоряютя стихии... толькобезумцам они и покоряются.