Рустам Гаджиев
ДолгКо мне пришёл человек и пройдя вовнутрь моего жилища,сказал, что я должен ему жизнь. Он ещё говорил, открывая рот,но я не слышал слов: так всё было странно и дико. Я быстроустал от невнятного голоса, стены вокруг шептали: "Скоро тысдашься, и тебе станет легче". Он попросил, чтобы я спел емуи отдал ещё живое сердце - как вариант - потому, что однатолько жизнь не покрывает всей суммы долга. Он говорил прямои спокойно, я же только шевелил губами - от усилий понять изгруди хлынула кровь. Но вот он сказал что-то совершеннопростое, умолк и стал смотреть на меня, ожидая. Я понял,что он отступится, если я передам долг по наследству - долг,растущий, как снежный ком. Я подумал о детях и о годах кошмара,и о величавом спокойствии человека, и о том, где на кухнележит нож. Бормоча нелепо и неправдоподобно слова согласия,я, шатаясь, прошёл по коридору, - понимая, что выдаю себякаждым движением, - и найдя нож, увидел его в своей руке.Сейчас ты будешь улыбаться, и шевелить губами, как я, и изорта у тебя потечёт кровь. Он даже не покачнулся и в ужасея бил его в грудь с неряшливостью труса, пока не убедился,что человек лежит, совсем не двигаясь, и тогда я понял,что никогда не видел столько крови. Он устало смотрел ипытался сказать, что мы сделали всё, что могли, и теперьдетям разбираться с Долгом. Я знаю то, о чём он не договорил.Теперь мне кажется, я всегда знал это. Как знаю, чтоне смогу никому сказать ни слова - и если сейчас говорю,то только потому, что он ещё за порогом - человек ещё не вошёлвовнутрь моего жилища.
Мы1. Как давно мы не лежали на полу, порознь, в одной комнате.
2. Как давно мы не строили бумажных корабликов (пузами надеревянном бесконечном).
3. ... не тянули друг у друга книжку из рук (дрожа, привставна цыпочки, помогая длинным, высоким "и-и-и!..").
4. ... не летели по лестнице вниз.
5. ... вверх (хохоча, грохоча).
6. не теряли друг друга в городском пейзаже (вид: топографиягорода сверху, полдень, башня, пыль, в косоугольной проекции,зелень, жёлтый автобус ползёт, раскачиваясь из ухаба в ухаб...).
7. ... не ждали на пороге (бормочущий, полусонный дом,электрической природы жёлтый квадрат с твоим силуэтом).
8. Как давно не ловили взгляд, находя вопрос - ответ - ремарку- контрапункт - многоточие - запас терпения - признание - отблеск -- пожатие плечами - смех.
9. ... не наблюдали прозрачные нити слезинок, текущие из далёкогодалека в ещё более грозное Никуда - сопящее шумно - рядом с тобой!рядом с тобой!
10. Как давно не думали об этом, возникающем между нами - воттак, как о привычном и дорогом, ты - Там, а я - Здесь, и
11. как давно не гасили свет - порознь - соглашаясь обоюдно -я Здесь, а ты Там - что никогда не узнаем ни имени, ни лица,ни тела.
Морлоки и ивины
(записки путешественника)
"...одни живут наверху,
в райских садах, другие
под землёй... Но вот беда,
обнажды морлок поднимается
из под земли
и крадёт бедного ивина..."
АНАТОМИЯ
Дело в том, что ивины мягкотелы, слабы, изнежены, большеглазы,крупноголовы, высокоорганизованны в своих нервно-чувственных спазмах. Ярискну сказать, что ивины полупрозрачны, гениальны, способны на подвиг,а в телах, цвета стекла (а скорее, мучнистого холодца) фосфорически тлеюти сплетаются, как тончайшие водоросли, бесчисленные волокна нервных клеток.
Перед описанием морлоков надо заметить, что имея в виду их отличиеот ивинов, нельзя говорить, будто бог создал последних в насмешку над первыми.Морлоки отличаются от ивинов не потому, что 1.) есть высокое и низкое,и не потому, что 2.) прогрессу нужны морлоки, дабы тра-ля-ля пользуясьплодами их жезнедеятельности существовали совершенные ивины. На самом деле,морлоки есть потому, что есть твёрдый грунт полный пищевых субстанций,который они рыхлят, крутя своими жуткими головами, а ивины потому, чтовзрыхлённый грунт наполняет воздух питательным ароматом, вдыхание которогоесть одновременно их питание и пищеварение. Морлоки не могут существоватьбез грунта, а ивины погибают без обоих данностей (более высокая ступеньв иерархической лестнице), в то время, как примитивный грунт может существоватьсам по себе, без кого угодно.
Разумеется, такое положение и является, и не является поводомбесконечных мытарств мыслей - язвительных, злорадных, похотливых, мстительных- в промежностях меж грозными резцами лобовой кости и затылками морлоков,где и распологаются, собственно сплюснутые мозжечки - мыслей, рисующихивинов паразитами, нахлебниками, прозрачными выкормышами, студнями, которымине грех подкрепить силы морлока, ибо они без нас (голодное удушье), рыхлителей,существовать не могут. Маховиков мыслей, оправдывающих убийство, расчленениеи поглощение высокоорганизованного существа (поэта или учёного) всей многочисленнойуродливой семьёй где-нибудь, на глубине двадцати метров.
Итак, морлоки жадны, мстительны, подвержены вспышкам ужасающей,всепоглощающей активности, трезвы, прямы, хитры, лукавы, слабохарактерны,архинесдержаны и малосексуальны (чего не скажешь о чувственных ивинах).В силу своей подземной жизни и крайней прожорливости, морлокам, дабы насытиться,приходится ворочать тонны грунта на дню, их тела совершенно приспособленнык мгновенному созданию нор в твёрдой среде. Они совершенные машины, чутьменее трёхсот килограмм весом, двух метров в длину, и видимо, великолепныебойцы (лопасти резцов на конусе головы, твердейшие покровы, толстые, могучиелапы, продолговатое, плотное, «налитое» тело).
Возникает вопрос, почему же бедная расса ивинов всё ещё существует?Дело в том, что морлоки ничего никогда не делают последовательно, направленно,исходя из конечной выгоды. Перед мордой морлока пища - червь, гнилушка,навоз, морлок бросается, роет, поглощает и видит следующего червя, гнилушку,навоз. Морлоки не любят дневного света, а ивины по ночам способны паритьнад землёй, в потоках испарений, сплетаясь в паруса и засыпая в воздухе.Морлоки боятся друг друга, яростно боятся бойцов из других семей и озабоченыборьбой за пространство в войне кланов. Ивины же всё время скользят надбытием, создавая эффект стекла, некую иллюзию, заставляющую морлоков считатьих трудной добычей - эфемерной и нереальной во всех смыслах.
...представте себе огромную медведку (насекомое, способное буравомуходить в землю, бегать, сшибая сочные стебли сорняков, плавать и в исключительныхслучаях, летать), прибавьте к её голове три независимые друг от друга парыклиновидных резцов с ковриком гвоздей, свёрнутым в трубку - глоткой, -поместите два живых, жадных, налитых кровью, непрерывно меняющихся глаза(вы вздрогнули - эта тварь уже знает о вашем страхе), добавьте тягостноеприсутствие всяких чешуек и волосков, словно пришедших из микромира поддействием стократного увеличения, помножте этот привкус на кипучую энергию,возведите в квадрат утробы, котёл, в котором заключена вся бешеная энергияморлока, этот многослойный реактор, не способный, под угрозой взрыва, притихнуть,или остановиться в своём мерзком существовании - и вы получите представлениео внешности нашего минус-героя, поземного антипода ивинов, чей древнийобраз рано или поздно вызывает странную, пародоксальную, мучительно накипающуюнад всеми градациями отвращения симпатию.
Например, материнскую любовь всегда готовой к растерзанию самкиморлока вы находите удивительно осмысленной и драматичной, или эта пронзительнаяв своём отчаянии неутолённости Песня базальтовых морлоков, Плачущих ПодЗемлёй - не дай бог в лунную ночь тонким ивинам уловить идущие из самыхнедр стоны - бессмертный Эрра обрекает себя добровольно сокрушать лезвиябазальтовой клетки, «ибо нет ничего менее хрупкого в хрупком мире (печальноеоткровение морлоков), что могло бы сдержать силу его», - грязь забиваетсяивинам в глаза, когда они падают, пронзаемые физической болью, которуюпричиняют страх и унижение быть вечным паразитом на теле страдающего отсвоей силы великана....но однажды в голове морлока поднимается невообразимый, скрежещущийзвон, череп его распухает, всасывая грунт, как губка воду - вся накипьсдирается с базальтовой коросты планеты, - морлок сам становится планетой- и потрясённо чувствует, как ползает в волосяном покрове эта светящаяся,прозрачная гнида, вошь вдыхающая, как наркотик, испарения его пота и искрементов.Тогда морлок поднимается наверх и крадёт бедного ивина. Вертикальный капилярколодца буквально разбрызгивается от встречи с поверхностью, и три центнераужасного существа вылетают вместе с комьями грязи. Он поднимается наверхи крадёт. Поднимается и крадёт.
ПАРАЗИТИРОВАНИЕ
... «маховики мыслей морлока, готовые бездушно, слепо, холодноврезаться в грудную клетку, без запинки вынести сердце и лёгкие, распоротьзадний проход, бросить в грязь семя и вмять в свою смердящую орбиту смазочнуюжидкость - коричневатое пюре вашего мозга»...
Красота - вот причина, почему каждый ивин придумывает, рождает,вынашивает своего морлока, ужас, не имеющий ничего общего с религиознымраболепием смерти, ибо плоть его - в связи, через тысячи километров другот друга, в осуществлениии через километры и толщу земли, сквозь опьянениенаслаждением (тело подруги), ароматы чувственных симфоний и вселенскихполётов - тошнотворная, похотливая усмешка существа, которое ивин не всилах понять, при всей своей гениальности (студенистый пламень), и очевиднойтупости последнего. Таинство. Лишённый физической отправительной системы(питание дыханием), ты живёшь за счёт своего мучительно испражняющегося,жрущего бессонно морлока, и знаешь, что придётся платить по счетам - тыне можешь ни остановить процесс, ни договориться со своим выделенным вотдельный организм дерьмом... Великий в своём прозрении ты принимаешь смертельнуюдорогу вдохновений, тонкого, на грани реальности, сна, красоты, побед -дорогу к палачу, прозрачные глаза твои огромны и открыты, в догоняющихдруг друга видениях, где он приходит за тобой, и берёт тебя, и уносит тебявниз, и там, внизу... снова приходит... уносит, омертвевшего, мука, цветныекогти оборотней-снов...
В то время, как другая часть тебя лихорадочно визжа и царапаясь,отрекается, предаёт его, прячась за хитрые ловушки стекла, пугающие морлоковсвоим двойственным, непростым смыслом, - эта другая часть холодна, расчётливаи тверда, как сталактит в пещере горящей ненависти и непреклонности выжитьморлока, выделить, отстранить совсем из мозга, проскользнуть, унеся знамя,книги и вечный огонь туда, где нет этого говна, нет слова ты, а толькоя, одно только я....ивины любят морлоков и вкушают от них, когда в пароксизме наслаждениявопят и делают это с подругой, почти наяву созерцая,как взрывается, расчленяется,брызжет едко-жёлтой кипящей кровью визжащее тело морлока. Превращаясь встатую при слове «морлок», фаталисты ивины, тем не менее, знают, как усугубляетзависимость от объекта чувственное паразитирование на объекте, - и имеютмужество при этом усмехаться своему падению с какой-нибудь прекрасной ивинкой:«Ну что, раздавим по морлоку?» Проведя ночь наслаждения над воображаемо-агонизирующеймерзостью, ивины делают маленькую зарубку на щеке и большой взнос в общественныефонды по: а) строительству космических кораблей (способных унести ивинадалеко-далеко от упоминания слова «морлок»), б) созданию герметичных саркофагов,усыпляющих ивина на время жизни одного-двух поколений морлоков, в) разработкиискусственных систем рыхления земли с целью безморлоковой ароматизациивоздуха (в закрытых, опять-таки, непробиваемой оболочкой ковчегах). Сделавподобный взнос, ивины свободно порхают над пропастью собственного падения- до следующей ночи. Фонды тут же закрываются, ибо пик ужаса пережит, агениальность основателей не пылится вплоть до полудня, в корне ломая подходк выходу из следующего пост-оргазменного, активно-суицидального утреннегопохмелья всей богемной орды светящихся пайщиков (в падении своём движущихпрогресс), чьи дрожащие мыслительные натуры в критический миг может обманутьтолько новый, оглушающий принцип нарисованного спасения. День ото дня картинкимножатся, мозги ивинов пухнут.
(... скажем, спасая угнетённую душу, разоблачи её, хлюпающую,до нага, раздень решительно и себя до нитки, после чего можешь говоритьмонологами - скажи, что не будешь. Можешь подать, как истину, первую пришедшуюна ум причину совершенной невозможности близости при полном отсутствиипрепятствий к ней - ни одно твоё слово не пропадёт даром, ничто в мирене будет выслушано с таким вниманием, ни одна речь из энциклопедий ораторскогоискусства не способна иметь такой оглушительной силы воздействия, кристализации,иконизации и чёрт возьми, такого понимания оратора иначе, чем он бы хотелна самом деле, паразит.)ЛЮБОВЬ
Ивины любят морлоков так сильно, что иногда, тайно переодеваютсяморлоками и в одиночестве плачут. Ивины видят, как весело эти твари копошатьсясреди питательного перегноя, деруться за объедки, обсуждают способы рытьятунелей... Детская непосредственность, увлечённость пустяком, а ещё больше- безумное общинное, домашнее НЕЧТО, пускание времени вразнос, какая-тотёплая круговая порука - рука судьбы, наслаждение - в комочке грязи, мир- в развилке неизвестных ходов - боль, зов, тоска - забыться в этом, непорабощённом страхом, не униженом, с воплями бесенят и оранжевым, и розовымдыханием самки, отрешиться от самокопания, тупика онанирования, от восприятияфлюидов на грани срыва...
...страстно, жарко, неуёмно любят морлоков, кусают свои хлипкие,волшебные тела, ведут ручкой по бумаге, оставляя следы высокой прозы, либоидут бесконечно долго в пространстве холста, в бесконечно уходящем вперёд,- гении - умирая с кистью в руке, подписываются всю жизнь любить морлока- безответно. При этом они проклинают прогресс и искусство, они ставятраком искусствоведение и поочереди опорожнявт в него запасы презрения иголубой спермы - пока солнце не становится чёрным в их глазах. Они обгораюти облезают, истязают себя покорностью, правдой и прячутся от собственнойрадости, что огрубели и утратили частично прозрачность... Очень маленькиеморлоки. С огромными печальными глазами и нежными лапками. Без резцов.
Обморлочивание ивинов - и грех их, и боль. Сиреневое и зелёное.(Блажен атакующий ивин-наркоман с брызгами слов вместо головы, калейдоскопомвместо глаз - он убил покой - коридор, по которому крадётся, обычно, страх.Он капитан боевого крейсера, плывущего по морю, которое плещется в пастиакулы-гиганта. В случае чего, он ничего не успеет понять - а покасурово ходит по стволам трёхдюймовых орудий, слагает стихи и диктует ихпо рации.)
Впрочем, справедливо будет упомянуть о том, что знают почти всеивины: в какой-то степени, любовь их взаимна. Морлоки тоже любят ивинов.Морлоки не знают вселенской тоски, но любовь, как и пасатижи, входит вмир простых, позитивных предметов. Она суть памяти, вздоха и сладкого причмокивания,а так же сладострастия, оргазма и грусного поглаживания потного в темноте.Любовь морлоков аэробна, она длится пока сгорают в крови свободные частицыкислорода. После чего надо заняться поеданием этого пахнущего так волнующехолодца с глазами. И грустить о том, какие нежные были кусочки на ляжках,и как зачарованно он смотрел, когда я его схватила, светящегося, будтотрёхлетняя гнилушка, а он не пикнул, хотя капли крови, она голубая у ивинови прозрачная, а гнилушка только ярче, и ни вздоха, лишь эта сладкая дрожьи взгляд...Любовь - опасное занятие. Любовь ивинов - как игла для самих ивинов,поэтому они бегут от любви, спасаются, завидев первые признаки, или, даже,призрачные знаки, неясные, но покалывающие. Философы ивины не боятся хрустакостей, или возможности увидеть свои внутренности, - они бегут не из отвращенияоказаться блюдом к ужину, или полудохлой мышью-игрушкой для морлочат. Ивиныстоят неподвижно когда морлок уже появился, а бегут они от неё - от своейлюбви к нему, смеющемуся, сумашедшему морлоку, от возможной и несбыточной,невозможной - но желаемой безрассудно, от краха своих миров, своих потенций,побед и всего уклада жизни при одном только упоминании об этой любви. Нетак страшно быть гением, застрявшим в кишках, как неудачником, чья жизньв последний миг рассыпалась - и имя, и слава, и за что дрался - всё блефперед этой жгущей цельностью неудовлетворённой, зовущей, как пылающие щёкитвои и маленькая рука, любовью. Вы бы не побежали сломя голову при первомзапахе?
... обрыв в записях
