Я пел о богах, и пел о героях, о звоне клинков, и кровавых битвах; Покуда сокол мой был со мною, мне клекот его заменял молитвы. Но вот уже год, как он улетел - его унесла колдовская метель, Милого друга похитила вьюга, пришедшая из далеких земель. И сам не свой я с этих пор, и плачут, плачут в небе чайки; В тумане различит мой взор лишь очи цвета горечавки; Ах, видеть бы мне глазами сокола, и в воздух бы мне на крыльях сокола, В той чужой соколиной стране, да не во сне, а где-то около
Со мной моя нежность да что с нею делать Унять свою гордость душа б не болела Со мной рядом зависть а с ней моя злоба Желанье быть первым и чтоб высшей пробы
Выцвела книга ее не открыли Ведь были же крылья да надломили Водной руке бритва в другой моя смелость К вечеру битва с утра моя серость
...на бульваре Распай, как обычно, господин Доменик у руля. И в его ресторанчике тесном заправляют полдневные тени, петербургскою ветхой салфеткой прикрывая от пятен колени, розу красную в лацкан вонзая, скатерть белую с хрустом стеля.
Как стараются неутомимо бог, Природа, Судьба, Провиденье, короли, спаниели и розы, и питейные все заведенья, этот полдень с отливом зеленым между нами по горстке деля... Сколько прелести в этом законе! Но и грусти порой...Voila!
Если есть еще позднее слово, пусть замолвят его обо мне. Я прошу не о вечном блаженстве - о минуте возвышенной пробы, где возможны, конечно, утраты и отчаянье даже, но чтобы - милосердие в каждом движенье и красавица в каждом окне!
Одной водою полито, Одной рукою полото То поле, где растет мечта про золото. За лацканы затасканы, Охаяны, обласканы Плоды греха, казавшиеся сказкой нам.
О, вечная любовь, Слепое знамя дураков. Вечная любовь, чистая мечта, Нетронутая тишина. Но где она живёт, вечная любовь? Уж я то к ней всегда готов. Вечная любовь, чистая мечта, Нетронутая тишина.
А люди прятались в шубы И поднимали воротники Какой он, всё-таки, глупый Кому теперь нужны смельчаки? Укрыты снегом аллеи И он не изменил ничего Быть может стало лишь чуть-чуть теплее От одинокой песни его.
Жил один еврей, так он сказал: Что всё проходит. Солнце тоже, вэй, садится на закате дня, Но оно ещё родится, Жаль, что не в пример меня. Кто же будет одевать их всех потом по моде. Девочка моя, Завтра утром ты опять ко мне вернёшься, Милая моя, фэйгэлэ моя. Грустноглазая. Папа в ушко майсу скажет - засмеёшься, Люди разные и песни разные. Ой вэй!
...Мишка мой кричит: К чертям! Виза или ванная! Едем, Коля, море там Израилеванное. Видя Мишкину тоску, ( А он в тоске опасный ), Я еще хлебнул кваску И сказал: Согласный!
Хвост огромный в кабинет Из людей, пожалуй, ста, Мишке там сказали:Нет, Ну а мне: Пожалуйста. Он кричал:Ошибка тут, Это я еврей!, А ему:Не шибко тут, Выйди из дверей!
Воздух пьянящ и свеж, кожа моя цвета беж. Ну-ка, зачерпни, брат, еще по одной. Выпьем и запоем, шесть струн раззвенят тоску, Давай-ка, еще нальем целебного кваску.
Словно тихой грустью затопили вечер Синие туманы кружевных дорог. Обниму я мятою пахнущие плечи, И согреет ночью нас золотистый стог.
Неземную сказку ищешь ты, стараешься, Каждый день к ней тянешься маленькой рукой, А она здесь рядом, тронешь - испугаешься, Вдруг растает облачко в суете людской.
Ты руками теплыми озеро студеное Зачерпни и выплесни на зеленый луг. И губами нежными, мягкими, влюбленными Погаси сомнение, вспыхнувшее вдруг...
Ведьма или ангел, Птица или зверь, Вернись, я оставлю Открытым окно И не запертой дверь. Смерть не спасенье, Свет ты или тьма, Если не вернешься Я впервые узнаю Как сходят с ума.
Что сгубить не могли за века браконьеры, Довершают сегодня заводы,карьеры. От дремучей тайги одурели пожары,- Где таймени доверчиво лезли,навары, Где века нерестилась в реке лососина,- Лесосплавом идет по весне древесина. Были деды мудрее,их преданиям верю, Никогда не стреляли по спящему зверю.
...и пришлось ей стать осторожной, Чтоб свободу свою спасти. И вот теперь почти невозможно Повстречать ее на пути.
Стала пуганой птица удачи И не верит людским рукам. Да и как ей быть иначе? Браконьеры и тут и там. Подкрадешься ,она обманет И вот уже навсегда ушла, И только небо тебя поманит Синим взмахом ее крыла...
Был озабочен очень воздушный наш народ: К нам не вернулся ночью с бомбежки самолет. Радисты скребли в эфире, волну найдя едва, И вот без пяти четыре услышали слова:
18978
18973