Седой капитан нетвердой походкой ходил по земле, Вспоминая былые годы богатства и славы, Он уже забывал все то, что тревожило на корабле, Когда левая рука была левой, а правая – правой. Он однажды забыл написать письмо для жены, Пребывая в чужих краях, в другом полушарии. С тех пор жены не было, а любовь взаймы Ему давали другие женщины по расписанию. Капитаном быть очень сложно, когда воды Больше, чем может выдержать разум, сердце, Когда вместо лиц повседневно видишь зады, Когда не ждешь прикосновения к тверди Земной. Стремиться к чему-то? Можно. Зачем? Он стремился так долго, что цель обратилась средством. Он стремился иметь гарем – он имел гарем, Но тогда он хотел просто комнату, чтобы раздеться И лечь на свою кровать, забыть о делах, И не думать, не думать, не думать о том, что будет, Или было. Бесстрашие бессмысленно, как и страх. Несправедливость приравнена к сказке о Робине Гуде. Кровать и белье – не его, настроение кем-то украдено. А если земля, а не море? Разница есть ли? Марианской низменностью назвать Марианскую впадину – Глубина останется той же, да и на том же месте. Прикоснуться к земле – причалить на корабле, А может, упасть, не с неба – так хоть с высоты полета. Он перепутал понятия, когда долларов и рублей Не хватало, чтобы не быть и не слыть идиотом. Он перепутал все, но ему повезло – он сказал то, Что понять никто не смог, либо желающих не было. И никто никогда не вспомнит, что было потом. Он сказал, чем высота мысли отлична от неба. Высота его мысли - это не высота, это даже Не имеет ничего общего с представлениями о полете. Его мысль – это мысль, покрытая слоем сажи От трубы парохода, в ней лишь глубина, как в том анекдоте, Когда чем глубже залезешь, тем дольше потом Придется отмывать от прочувствованного руки. Его мысль определяется глубиной, а не высотой, Ибо высотой определяют лишь порождение скуки. Главное – не упасть при одной из попыток причалить, Главное – не утонуть при попытке спуститься На землю, чтоб никогда не пришлось делиться печалью С какими-либо служителями юстиции, Официальными, или просто готовыми выслушать, Сказать правду, опасную, словно неправда. Главное – не верить в Христа одновременно с верою в Кришну, Не стремиться приблизиться к раю через ворота ада. Капитан задал вопрос одной из крыс, пробегающих мимо: Зачем пытаться уплыть, если до берега так далеко, Что ни одна из них не доплывет, по пути погибнет. Крыса сказала, что где-то под морем есть дно, А дно – это та же земля, и все будут там когда-то, Когда корабль потонет, а шлюпки под тяжестью нервных Перевернутся. Погибнут матросы, совсем ребята. Крысы бегут потому, что хотят быть первыми, Кто избежит паники, остатки которой прибоем Вынесет к берегу, кто, опустившись на дно, станет выше… Когда корабль тонул, капитан был очень спокоен. Просто он верил в Христа, одновременно в Кришну. Когда тот, кто при жизни был крысой, вознесся, Предварительно утонув, опустившись на дно, Когда захлебнулись последние молодые матросы, Капитан уже был на суше, ему было все равно.
Ты меня не увидишь. Не жди, не надейся. Этот миг был последним для нас, для двоих. Ты простишь мне последний, навязчивый стих – И опять разделят километры и рельсы.
Ты меня не увидишь. Причин нет для мести, Я не буду кричать, я не буду жалеть. Ты был частью меня, ты не будешь ей впредь. Мы скорее умрем, чем опять будем вместе.
Черно-белая маска на лике из воска И осенние листья на фоне волос, Попытаться быть тихой, неяркой, неброской Уколоться шипами желтеющих роз.
Словно змеи шевелятся локоны русой, Длинной пряди, упавшей на плечи, как снег. Быть похожей скорей на Горгону Медузу, Чем на ту красоту, коей рад человек.
Мифология цвета, иллюзия звука В сохраненных скрижалей далеких времен, Чтенье коих сродни неизведанным мукам, Наносящим эстетам незримый урон.
Угасну скоро я; мой прах не позовет Девиц распахнутой постелью, И вспухший от агонии живот Их не прельстит собою в самом деле.
Нет! Буду мирно я под свечкою лежать Не понимая ни речей, ни пени… На поле боя выстоит сержант, И в бане, отдыхая, вспенит
Красотке лоно, голову подняв, Увидит он округлые светила И ту, что нас любезно посетила Опять лишит влюбленности и сна…
Но буду безучастен я, как мумия, как тело. Пусть ты всплакнешь – чего же ты хотела? Меня уж не несет развратностью коня В пределы дальние.. И нету у меня
Ни снов тревожащих, ни судеб, Меня волнующих. Кого теперь мне ждать? Мне и любовь отныне не беда, Меня и страсть теперь уж не разбудит…
Я буду спать; не потревожит сон Твоей руки небесное движенье, В умах живущих вызову броженье Как поднимающий актрису слон.
Потом забудут. Да! Они забудут, И правильно. Зачем безумцы нам? Я буду мертвым. И, внимая снам, Я буду бредить заблужденьем Вуду.
Иголку я воткну в твой призрачный парфюм, И ты от боли тяжко отзовешься, И за меня посмотришь эту осень Как старый фильм. И размотает ум
Ту нашу осень, весело нам вместе. А порознь – грустно, что еще сказать? Мы оказались в неположенном нам месте, И своенравно капает слеза…
Если бы кто сказал: "Сегодня бежать на вокзал!" Я бы не возражала, Я бы туда побежала. Я бы бежала сквозь даль, Я бы бежала сквозь ночь, Я бы не опоздала, Я бы успела, точь-в-точь. Усталости б не заметила И принесла цветы... Я бы тебя встретила - Лишь бы приехал ты...
О Господи, ну может быть довольно? Такой тяжелый крест несу одна. Уж Ты-то знаешь, как мне больно И как моя душа обнажена. Она уже давно без сил от битвы, Доступна всем семи ветрам, И каждый может острой бритвой Ее легко разрезать пополам. И посмотреть, как будет она биться В агонии от подлости людской. И сил не будет к небу устремиться. О Господи! За что мне крест такой?
Я не видел хороших счастливых людей То ли плохо смотрел, то ль понятия зыбки Где мой дом, где мой сон, лишь театр теней Я играю в нем роль про чужие ошибки
Лишь венок одиночеств, лишь следы от огней Посмотри мне в глаза, в них кричит пустота В них вопит тишина опустевших полей Есть, наверно, и в этом своя красота
Подскажи-ка, дружище, мне разрез помодней Тесно, брат, мне в себе, одиноко, сестра Может там будет мне хоть чуть-чуть посветлей Мне б уйти в никуда, в дверь за тенью костра.
Свои стихи другим читают, А я не буду... Их в память прочненько вбивают, А я не буду... В стихах то плачут, то мечтают, А я не буду... Я ночью их придумаю, А утром - позабуду...
6024
6008